Клиффорд Саймак. Интервью. 1980 год.

Это интервью Клиффорд Саймак дал весной 1980 года Джорджу Дж. Ласковскому, издателю фэнзина "Lan's Lantern", и его сотруднице Мэри Коуэн.

Джордж Ласковский: Сэм Московиц в книге "Искатели завтрашнего дня" утверждает, что первый ваш рассказ назывался "Кубы Ганимеда". Какова его судьба?

Клиффорд Саймак: Да, это был мой первый рассказ, и я отослал его в "Amazing" (журнал "Amazing Stories". - Прим.перев.). Редактором тогда был Т.О'Коннер Слоун. Я несколько месяцев не имел от него никаких вестей и лишь случайно, через нью-йоркский фэнзин, обнаружил, что мой рассказ принят. К тому времени я уже успел написать и опубликовать еще пару рассказов. Я ждал, а рассказ в "Amazing" все не появлялся, так что года через три я потребовал, чтобы мне вернули рукопись. Ее вернули - истрепанную донельзя, рваную и заляпанную, а вместе с ней прислали записку от Т.О'Коннора, в которой говорилось, что мой рассказ устарел. Мне было трудно представить, как мог устареть рассказ, действие которого происходит на спутнике Юпитера, но, если ему понравилась эта отговорка, я не возражал. В общем-то, рассказ был весьма слабый, как и большинство первых рассказов. Я закинул рукопись на полку и забыл о ней. Возможно, она до сих пор где-то валяется, но сомневаюсь, чтобы я ее когда-нибудь нашел.

Джордж Ласковский: Таким образом, первый ваш рассказ никогда не был опубликован, и его место занял второй - "Мир красного солнца", появившийся в декабрьском выпуске "Wonder Stories" за 1931 год.

Клиффорд Саймак: Да, совершенно верно.

Джордж Ласковский: И в этом рассказе вы использовали прием, который, насколько мне известно, не применялся ни одним из писателей того времени: путешественники во времени в вашем рассказе устанавливают машину времени на самолете.

Клиффорд Саймак: Да, чтобы подняться над всякими геологическими пертурбациями, которые могли произойти в течение их путешествия.

Джордж Ласковский: Это весьма разумно. Кто-то пользовался этим приемом до вас?

Клиффорд Саймак: Не думаю, но учтите, в те времена фантастика только начиналась, и сделать что-то новое было вовсе несложно.

Джордж Ласковский: Кроме того, ваши герои побеждают главного злодея, угнетающего будущее население Земли, не при помощи сверхнаучного оружия, а при помощи оружия психологического.

Клиффорд Саймак: Да, психология. Вот это может быть первым использованием психологии как оружия в фантастической литературе. Я, правда, не уверен в этом - просто никогда об этом не задумывался - но вполне может быть.

Джордж Ласковский: Да, сколько мне известно, вы были первым, кто осуществил эту идею, и не только в этом рассказе, но и в другом - "Золотой астероид"...

Мэри Коуэн: Это было задолго до того, как психология, социология и прочие гуманитарные науки стали рассматриваться в одном ряду с физикой, химией и биологией.

Клиффорд Саймак: Да, вы правы, но поймите - не я один довольно рано понял, что нельзя слишком полагаться ни на массовую технологию, ни на чудовищное оружие в стиле Э.Э.Смита, у которого на любую угрозу был один ответ - построить пушку еще больше. Та сила, что скрыта в мозгу, не менее важна, чем технология. Не думаю, что делали это осознанно, но многие из нас использовали подобные приемы.

Джордж Ласковский: И, кроме того, этот рассказ лишен счастливого конца.

Мэри Коуэн: "Гамлет".

Клиффорд Саймак: Вот классический пример, и не единственный.

Джордж Ласковский: Кроме того, ваша машина времени не перемещалась в прошлое.

Клиффорд Саймак: Ну, в этом я точно первым не был. Это общий принцип для по-настоящему больших идей - их надо ограничивать, иначе они разрушают произведение. В других рассказах машина времени может перемещаться только в прошлое, но не в будущее.

Клиффорд Саймак: Может, да, а может, нет. Первым или нет - неважно, главное, что кто-то ее использовал.

Джордж Ласковский: А почему вы стали писателем? Что подтолкнуло вас к этому?

Клиффорд Саймак: С самого детства я мечтал стать журналистом, газетчиком, и эта мечта осуществилась. Но, как мне ни нравилось писать в газеты - а этим я занимался вплоть до 1976 года, когда ушел на пенсию, - я обнаружил, что это занятие сковывает мою творческую фантазию. Когда строчишь колонку новостей, приходиться держаться как можно ближе к истине, ограничивать себя фактами. Это, конечно, само по себе творческое занятие и даже искусство, но не того масштаба, какого мне хотелось. И я начал писать всякую макулатуру. Знакомство мое с научной фантастикой началось не с AMAZING STORIES, как у большинства, а с Герберта Уэллса и Эдгара Аллана По, но я и журналы почитывал. Примерно в то время я и осознал огромные возможности научной фантастики; тогда эта область только начинала развиваться. И я занимался фантастикой всю жизнь, за исключением краткого периода, когда денег не было, идей тоже, и я накропал пару вестернов.

Джордж Ласковский: Вы все еще полагаете, что возможности фантастики огромны?

Клиффорд Саймак: Разумеется. Когда я начинал, фантастика была легким хлебом. Очень немногие авторы писали для журналов, и тем приходилось многократно перепечатывать старые рассказы. Мало кому и в голову-то приходило писать фантастику. Журналы не обращали внимания ни на стиль, ни на построение рассказа - главное, чтобы была хорошая идея и занимательный сюжет. Если человек мог сложить три осмысленных фразы, он уже годился в фантасты. Так что начинать было легко. В наши дни начинающему фантасту намного труднее пробиться, чем было мне. Конкуренция огромна. Сейчас все кому не лень, пишут фантастику. Если тебе удалось пробиться и напечатать хоть один рассказ - это удача, ты уже писатель. Но, боюсь, многим из тех, кто пробился к известности в двадцатые и тридцатые годы, сейчас это не удалось бы. Слишком велика конкуренция. Рынок тоже расширился - в те времена существовала всего пара журналов - но, насмотря на это, для всех писателей места на рынке не хватает. Что же до самой научной фантастики, до развития самих идей, то, по-моему, им конца не будет. Иной раз кажется - все, жанр исчерпал себя, и вдруг кто-то приходит, подает совершенно новую мысль и начинает новую эру. Потом идея тиражируется, углубляется и затрепывается.

Джордж Ласковский: По-моему, основная проблема нынешних графоманов в том, что они пытаются писать так, как писали в тридцатые и сороковые годы.

Клиффорд Саймак: Многие из них начитались антологий рассказов тех лет, и пытаются имитировать то, что почитают образцом. Фантаст должен знакомиться с чужими произведениями для того, чтобы не повторять их. Можно подхватить чужой сюжет - но измени его, напиши лучше, в другом стиле, а не переписывай старые рассказы!

Клиффорд Саймак: Нельзя же запатентовать идею. Не может же Айзек Азимов сказать: "Роботы мои, и никто больше не может о них писать!".

Джордж Ласковский: Вы ведь тоже писали о роботах?

Клиффорд Саймак: Совершенно верно.

Мэри Коуэн: Вы даже упомянули закон, запрещающий роботам причинять вред человеку, предвосхищающий азимовские законы роботехники. Это было в рассказе "Прелесть".

Клиффорд Саймак: Да, о корабле-роботе, который не мог взлететь и оставить людей на необитаемой планете. В машину была встроена верность экипажу, так что она могла вышвырнуть их, не пускать в корабль, но взлететь без них - нет. Да, помню прекрасно. Но Айзек к тому времени уже огласил свои Три Закона.

Мэри Коуэн: У меня все еще вызывают неприязнь роботы, которые их нарушают.

Джордж Ласковский: Как в некоторых фильмах.

Клиффорд Саймак: Да, ЭАЛ в "2001" (фильм Стэнли Кубрика "2001: A Space Odyssey", снятый в 1968 году - Прим. перев.); Артур Кларк написал к нему сценарий, позднее переделанный в роман "Космическая одиссея: 2001".

Мэри Коуэн: Или Эш в "Чужом" (фильм "Alien" режиссера Ридли Скотта, снятый в 1979 году. - Прим. перев.).

Джордж Ласковский: Все они нарушают Первый Закон.

Клиффорд Саймак: А что такого священного в Первом Законе? Это просто чертовски удобная выдумка, и все это поняли.

Мэри Коуэн: Действительно удобная. Меня очень утомляют железные злодеи. Для телефильма это еще годится, но для оригинальной работы - злодейство в них просто не может быть запрограммировано.

Джордж Ласковский: Кстати, я заметил, что всякий раз вы даете роботам библейские имена.

Клиффорд Саймак: Я вообще-то использую библейские имена реже, чем хотел бы, и не только для роботов. Не могу сказать, почему они мне так нравятся. Некоторые из них удивительно правильно звучат: Езекия, Илия, Аза. Чертовски хорошие имена, их в наше время почти не употребляют. Может, поэтому их использую я.

Мэри Коуэн: Звучат как имена, которые южные плантаторы давали своим рабам. Если роботы - это слуги... может, это и совпадение, но хорошее.

Джордж Ласковский: В нектороых рассказах вы исследуете и религиозные темы. Например, в рассказе "Все ловушки Земли" робот Ричард Дэниел, награжденный семьей Баррингтонов двумя именами за долгие годы службы...

Клиффорд Саймак: Шестьсот лет.

Джордж Ласковский: Да, на пятьсот лет больше, чем положено без стирания памяти. Когда последний из Баррингтонов умирает, к Ричарду приходит священник, и робот заявляет, что у него есть душа. Позднее в том же рассказе робот приобретает парапсихические способности - тоже довольно необычно для робота. Фактически вы исследовали возможность превращения робота в человека.

Клиффорд Саймак: Видите ли, я не рассматриваю роботов как слуг, хотя часто делал их верными товарищами. В моих - наверное, и не только моих - рассказах роботы заменяют людей. Роботу можно придать такую сумму качеств, какой человек обладать не может. В этом смысле робот для меня - суррогат человека. В конце концов, если человек создает машину, подобную себе, разве он не воспроизводит этим себя - ну, возможно, кроме души?

Джордж Ласковский: Во многих рассказах вы обращаетесь с машинами, как с продолжениями человеческого тела, и даже приписываете им человеческие чувства и качества.

Клиффорд Саймак: А почему бы и нет?

Мэри Коуэн: Вы, кажется, даете имена своим автомобилям?

Джордж Ласковский: В одном вашем рассказе, "Операция "Вонючка" старый автомобиль Бетси внезапно становится мыслящим существом, способным заботиться о своем хозяине и самостоятельно заводиться и ехать.

Клиффорд Саймак: Та же машина появляется еще раз в рассказе "Призрак модели "Т"

Джордж Ласковский: Мне и в голову не приходило связать эти два рассказа. Вы несколько раз пользовались этим приемом: машина, обретающая самосознание.

Клиффорд Саймак: Когда пишешь рассказ, используешь, что под руку попадется. Если можешь вывести в качестве персонажей роботов или пришельцев или машины - выводи. Писать рассказы только о людях сложнее.

Джордж Ласковский: Многие из описанных вами инопланетян отвратительны на вид, но в каждом из них есть что-то человеческое, будто вы пытались сказать, что во всех нас есть нечто общее.

Мэри Коуэн: Этого вопроса вы касались в "Операции "Вонючка". Скунс Вонючка не может использовать орудия - он к этому не приспособлен. Но он разумен и может влиять на окружающую среду другими способами. Собаки в "Городе" тоже не используют орудий, но тоже разумны. Мы используем орудия, потому что мы к этому генетически приспособлены. Но это вовсе не обязательно правильно по отношению к другим видам.

Клиффорд Саймак: Совершенно верно. Ключевое слово здесь - "разум".

Джордж Ласковский: "Пересадочная станция", за которую вы получили "Хьюго" (в 1964 году. - Прим.перев.), просто превосходна в этом отношении. Вы вывели множество инопланетян, уродливых внешне, но настолько мудрых, что впечатление от внешности пропадает.

Клиффорд Саймак: Я рад, что вам нравится этот роман. Я считаю его одним из трех моих лучших. Но, пиши я его сегодня, я изменил бы его. Мне жаль, что один из персонажей совершенно лишен характеристик, которые его бы оправдывали.

Мэри Коуэн: Ну бывают же на свете злодеи, и неважно, люди это или инопланетяне.

Клиффорд Саймак: Вы правы, но уж больно он у меня черно-белый вышел. Мне следовало показать, что, хотя он злодей и принес немало вреда всей галактике, но в собственных-то глазах, в своей системе ценностей он прав! Правда, в сцене, когда Энох стоит над трупом злодея, он немного размышляет на эту тему, но явно недостаточно.

Джордж Ласковский: Нектороые говорят, что "Мастодония" - это просто переделанный "Необьятный двор".

Мэри Коуэн: Вы же знаете, как возмущаются некоторые люди, когда выпускают очередной фильм о жизни Христа, потому, что этот фильм не соответствует их личным верованиям.

Клиффорд Саймак: Именно так.

Мэри Коуэн: Я поняла, что вы подразумеваете под выражением "движимый верой", но что значит "заторможенный верой"?

Клиффорд Саймак: Думаю, нам всем было бы намного лучше, если бы мы не цеплялись так за свою религию. Вам это может показаться странным, но я бывал в маленьких городках, где ненависть между католиками и протестантами настолько сильна, что протестант не купит ничего у торговца-католика и не обратится к католику-врачу, и наоборот.

Мэри Коуэн: И ни тот ни другой не пойдут к еврею.

Клиффорд Саймак: Порой и так. Просто стыдно, что в конце двадцатого века еще есть такие места и такие люди. Думаю, я объяснил, что подразумеваю под словами "заторможенные верой".

Мэри Коуэн: Я вижу две интерпретации: или мы теряем способность верить, или наша вера ограничивает наше восприятие мира, потому что мир якобы обязан укладываться в рамки нашей веры.

Клиффорд Саймак: По-моему, многие люди просто загоняют себя в религию своей интерпретацией событий.

Мэри Коуэн: Согласна.

Мэри Коуэн: "Дьявол заставил меня это сделать".

Клиффорд Саймак: Вот-вот, или оправдание собственным предрассудкам.

Мэри Коуэн: В странах, где сильна католическая церковь, она решает за всех людей, даже не католиков, пользоваться ли им противозачаточными средствами, и тому подобное.

Джордж Ласковский: Но вернемся к теме. Во многих рассказах у вас фигурируют деревенские дурачки. У вас на это есть какая-то причина?

Мэри Коуэн: Мы пытаемся научить их думать по-нашему, а это все равно, что сделать из меня сталевара - лучше от этого никому не становится.

Клиффорд Саймак: Вот хороший пример. Мой сын, неплохой инженер-химик, от рождения левша. Когда он пошел в школу, преподавательница пыталась переучить его писать правой рукой, пока я не явился в школу и не прочел ей и директору вслух, что говорит по этому поводу закон. Он до сих пор левша, и это ему ни в коей мере не мешает. Кстати, именно из-за этого я впервые обратил внимание, как много талантливых людей среди левшей.

Мэри Коуэн: Сейчас уже выпускают парты для левшей.

Клиффорд Саймак: А вы сами левша?

Мэри Коуэн: Нет, я одинаково владею обеими руками.

Джордж Ласковский: Вы нередко связываете дурачков с инопланетянами или даете им силы, не присущие нормальному человеку.

Клиффорд Саймак: У меня просто какое-то внутреннее убеждение, что идиот сможет лучше понять чужое существо - именно по тем причинам, которые мы сейчас обсуждали.

Мэри Коуэн: Да, нормальный человек убежден, что некоторые вещи невозможны. А идиот принимает все как есть.

Джордж Ласковский: Вы часто пишете о среднем человеке - не представителе правительства, сталкивающемся с пришельцами.

Клиффорд Саймак: Мне кажется, что читатель легче принимает героя, если тот - средний человек... для меня средний человек и представляет собой человечество. Я вообще очень верю в простых людей. Мне кажется, что они не только умны, но прежде всего обладают здравым смыслом. И мне очень легко о них писать. По-моему, для некоторых писателей это вроде снисхождения. А я и сам очень средний человек, и стыдиться мне нечего.

Джордж Ласковский: Кроме того, у вас есть привычка помещать место действия за город. В большей части ваших романов действие разворачивается на Земле, а не в галактических просторах, и в немалой части из них события происходят в городке Милвилл, штат Висконсин.

Мэри Коуэн: У вас есть и повторяющиеся имена - собаки Тоузер и Боузер, банкир Стивенс, - которые вы используете по нескольку раз.

Клиффорд Саймак: Наверное, это просто моя ошибка. Такое выражение, как "банкир Стивенс", сразу вызывает в сознании четкий образ...

Мэри Коуэн: Да, этакий лысоватый человечек среднего роста и средних лет, в костюме и при часах с цепочкой...

Клиффорд Саймак: ...Который продаст тебя за десять центов. И мне так понравился этот образ, что я забыл, что уже где-то его использовал.

Джордж Ласковский: Вы также написали немало рассказов о пожилых людях, причем отнюдь не в последние годы.

Джордж Ласковский: Вы, кажется, написали несколько рассказов о том, как инопланетяне дарят людям универсальное лекарство.

Клиффорд Саймак: Это был рассказ "Shotgun Cure", но за лекарство пришлось платить. Как по-вашему, цена была разумной?

Джордж Ласковский: Честно говоря, я не совсем понял, что вы хотели сказать этим рассказом. Что-то вроде: "Давайте остановимся и подумаем, что нам делать с технологией, которая у нас уже есть, а не будем тянуться все дальше"?

Клиффорд Саймак: Я хотел сказать, что технология - это тоже болезнь, которую надо лечить. Нет, я неправильно выразился - не сама технология, а то общество крысиных гонок, в котором мы живем и которое так тесно связано с технологией.

Мэри Коуэн: Техника нередко вызывает симптомы, связываемые со старостью - повышение давления, инфаркты и прочее. Таков наш образ жизни.

Клиффорд Саймак: Да, и поэтому старый доктор в том рассказе соглашается взять лекарство, несмотря на побочные эффекты.

Джордж Ласковский: Вам уже семьдесят пять с половиной лет.

Клиффорд Саймак: Я не считаю половинки. Мне семьдесят пять до того дня, когда мне исполнится семьдесят шесть.

Джордж Ласковский: Третьего августа.

Клиффорд Саймак: Да. Хорошее время для дня рождения, все равно в августе больше нечего праздновать.

Джордж Ласковский: Вы вышли на пенсию четыре года назад?

Клиффорд Саймак: Да, в семьдесят шестом, четыре года назад, примерно первого сентября.

Джордж Ласковский: Не жалеете?

Клиффорд Саймак: Ни капли. Я бы и раньше отошел от дел, если бы не закон о социальном страховании. Пока мне не исполнилось семьдесят два, мне приходилось всеми доходами выше определенного уровня делиться с правительством. Я долго скандалил с чиновниками, но так ничего и не добился. Они утверждали, что ограничивают мой рабочий день. Интересно, откуда им знать, сколько часов в день я работаю? Сколько часов я пишу, можно сосчитать, а сколько часов я хожу и думаю? Но все равно мне пришлось ждать до семидесяти двух лет. Теперь хоть не нужно считать часы, проведенные за письменным столом.

Мэри Коуэн: Чиновники только усложняют жизнь.

Клиффорд Саймак: Наверное, такому закону должна быть какая-то причина, но я так ее и не понял.

Джордж Ласковский: Еще одна из постоянных ваших тем - что-то, дающееся бесплатно. Варианты этой идеи разнообразны. Например, в романе "Кольцо вокруг Солнца" вы обыграли идею вечных вещей - вечная бритва, вечная лампочка, вечный автомобиль. Некоторые идеи, такие, как бесплатный автомобиль, всплыли вновь в "Пришельцах".

Клиффорд Саймак: Это не просто машина, это форма жизни.

Мэри Коуэн: В "Пыльной зебре" выведены идеальные мусоросборники.

Клиффорд Саймак: Да, но это оказалась палка о двух концах. Жутковатый получился портрет индустриальной философии. Я слыхал, что в офисе одной корпорации в этом самом городе (Миннеаполисе. - Прим.перев.) висел - может, и по сию пору висит - плакат с надписью: "Старение товара - двигатель американской экономики". Когда покупаешь машину, знаешь, что она рассчитана, допустим, на семь лет или на 60000 миль, а потом (или еще раньше) ломается.

Мэри Коуэн: Телевизор ломается на следующий день после окончания гарантии.

Клиффорд Саймак: Именно. Так же и все остальное: у каждого товара свой срок жизни. Если бы магнитофон работал вечно, никому бы не потребовалось покупать новый, и компания которая их производит, разорилась бы. Но разве не кошмарна ситуация, в которой товар заставляет себя покупать тем, что паршиво сделан? Вот что я имел в виду.

Джордж Ласковский: Мне кажется, что вы довольно тщательно исследовали эффекты появления вечных товаров, и некоторые из них довольно непривлекательны.

Клиффорд Саймак: Да, вы правы, но это не отрицает отвратительности нынешней промышленной философии.

Мэри Коуэн: Есть и технологическое старение. Если бы я могла найти магнитофон вполовину меньше того, на котором записываю сейчас наш разговор, я бы его купила. Или подумайте о переходе от черно-белого телевидения к цветному.

Клиффорд Саймак: Знаете, мой "панасоник" у меня не первый год, а он меньше вашего.

Джордж Ласковский: Да, но, когда вы его покупали, он обошелся вам во много раз дороже, чем стоит сейчас.

Джордж Ласковский: Сколько мне известно, вы писали в соавторстве только с двумя людьми - с Карлом Якоби и вашим сыном Ричардом Саймаком.

Клиффорд Саймак: Да, это было только дважды.

Джордж Ласковский: Почему? Вы предпочитаете работать в одиночку?

Мэри Коуэн: А сам он ничего не написал?

Клиффорд Саймак: Нет. Он занимается различными исследовательскими проектами и пишет только бесконечные отчеты. На литературу у него просто времени не остается, да и желания особого нет. Он из тех людей, что глядят на предмет и разбирают его на атомы, анализируют. Математика для него - вторая натура. Он вполне удовлетворен тем, что делает. Но если он за что-то взялся, он сделает как надо. Вот и рассказ у нас с ним получился неплохой, как мне кажется.

Джордж Ласковский: Я тоже так думаю; то же сказала и Джуди-Линн дель Рей (жена известного писателя-фантаста Лестера дель Рея, с 1969 по 1973 гг. - редактор журнала "Galaxy Science Ficion" (сменила на этом посту своего мужа), с 1977 г. - главный редактор издательства "Del Rey emooks". - Прим.перев.), которая его опубликовала.

Клиффорд Саймак: Кстати, концовку тоже придумал Ричард.

Клиффорд Саймак: Да, "Отец-основатель" показывает невозможность колонизации планет. Но это скорее предположение, вызванное к жизни самим сюжетом, - если бы я писал о человеке, посвятившем жизнь заселению планет, я использовал бы иную точку зрения. Так что я вовсе не убежден, что космос не предназначен для человека. Мы ведь уже двинулись в космос.

Джордж Ласковский: В том же романе "Что может быть проще времени" вы показали страх, который обычные люди испытывают перед теми, кто обладает парапсихическими способностями. Та же ситуация, что и с деревенскими дурачками, - люди, чьих способностей мы не понимаем. А стоило бы попытаться понять - они многим могли бы помочь нам.

Мэри Коуэн: Я заметила, что почти во всех ваших рассказах есть "изюминка". В рассказе "Зеленый мальчик с пальчик" Джо приобретает телепатическую связь с растением, но чувствует себя неловко, питаясь овощами. В "Прелести" компьютер не знает, как реагировать, когда экипаж начинает вести себя нелогично.

Клиффорд Саймак: "Прелесть" - это один из моих любимых рассказов.

Джордж Ласковский: И, кстати, еще один, в котором психология используется как оружие.

Мэри Коуэн: А также исследуется вопрос: может ли компьютер иметь личность?

Джордж Ласковский: Над чем вы работаете сейчас?

Клиффорд Саймак: Вот-вот выйдет из печати в издательстве "Дель Рей Букс" мой новый роман "Проект Ватикан". Я почти закончил еще один роман и задумал еще три, но пока не начал их записывать.

Мэри Коуэн: Похоже, что вы вышли на пенсию только ради того, чтобы полностью посвятить себя работе.

Клиффорд Саймак: Не знаю, что бы со мной было, если бы я не писал. Наверное, у меня бы началась абстиненция, как у наркомана. Писательство затягивает.

Клиффорд Саймак: Как я его понимаю!

Джордж Ласковский: Одна из моих любимых книг - ваши "Космические инженеры".

Клиффорд Саймак: И они вам нравятся?!

Джордж Ласковский: Да.

Клиффорд Саймак: Я их никогда не любил, но встречал многих людей, утверждавших, что им нравится. Эта книга очень плохо написана. Если бы я писал ее сегодня, она была бы намного лучше. Я избавился бы от красивостей и развернутых грандиозных описаний. Знаете, секрет заключается в том, что надо оставлять кое-что недоговоренным и избегать красивых слов. Написанное просто и воспринимается лучше. Но все равно я рад, что вам понравилась эта книга.

Джордж Ласковский: Собираетесь ли вы писать еще рассказы?

Джордж Ласковский: Вы все еще считаете "Город" лучшей своей работой?

Клиффорд Саймак: Вы знаете, мне многие говорят, что это лучший мой роман; не знаю, может, так оно и есть. Я полагаю, что с тех пор писал и лучшие вещи. Но я не жалею, что написал "Город". Этот роман вывел меня из безликих рядов графоманов и сделал тем, кто я есть. Вряд ли мы с вами беседовали бы сейчас, если бы не "Город"! ...Я, конечно, скромнейший человек и самый обыкновенный, но тем не менее я горжусь тем, чего достиг в своей жизни.

Джордж Ласковский: Что ж, мы желаем вам удачи с вашим новым романом "Проект Ватикан" и во всех ваших делах. И спасибо вам за беседу.